И снова для Пенемюнде пробил решающий час. Адольф Гитлер отдал распоряжение сократить поставки материалов и уменьшить расходы на комиссию дальней бомбардировочной авиации, дабы решить, какой из этих двух видов оружия дальнего действия, действующих в автоматическом режиме, добился наибольшего прогресса и имеет наилучшие шансы на успех. То есть промышленный комитет взялся решать чисто военный вопрос.

К середине 1942 года мы, ракетчики, были вынуждены вступить в соревнование. Военно-воздушные силы под руководством главного инженера Брее, не теряя времени, быстро построили воздушную торпеду на реактивной тяге, которая запускалась с наклонной бетонной рампы. Она получила название "Fi-10З". Этот снаряд, который позже стал известен как "V-1" ("Фау-1"), по сути, представлял собой небольшую конструкцию с низким расположением крыльев, размах которых составлял чуть больше 5,4 метра. Говорилось, что в системе ракетного движения был использован старый французский патент, датированный концом прошлого века.

В силовой установке или ракетном двигателе нашей ракеты дальнего радиуса действия сгорали спирт и кислород. В модели "Fi-10З" низкотемпературное маслянистое топливо смешивалось с кислородом воздуха и вспыхивало, создавая таким образом реактивную тягу. Эта крылатая торпеда могла лететь лишь с неизменной скоростью и в воздушной среде определенной плотности, то есть на определенной высоте, а она, учитывая, что, чем выше, тем меньше в воздухе кислорода, была не так уж велика. То есть ей была подвластна высота, на которой летали небольшие самолеты, и она не выдерживала никаких сравнений с траекторией снаряда. Полет "А-4" имел совершенно иной характер. Тяга была постоянной; иными словами, процесс горения не прерывался. Воздухозаборник ракетного двигателя на "Fi-10З" работал в режиме пульсации, давая до пятисот выхлопов в минуту. Поступающий воздух всасывался и подвергался компрессии. В эту среду сжатого воздуха впрыскивалось горючее и поджигалось. Возникавшее при горении давление закрывало клапан поступления воздуха и с силой выбрасывало с кормы горящую смесь газов и воздуха. Этот процесс сопровождался мощным расширением газов, что и создавало реактивное движение. Тем не менее выброс воздуха вызывал резкое падение давления во всей системе, клапаны снова открывались, засасывая новую порцию воздуха, и цикл повторялся. Таков был основной принцип полета "V-1".

В носовой части конструкции размещался миниатюрный пропеллер, соединенный со счетчиком оборотов. Было известно число оборотов пропеллера во время полета с неизменной скоростью на определенное расстояние. При приближении "V-1" к цели счетчик оборотов, рассчитанный на это расстояние, включал систему, которая, отклоняя рули высоты, вела ракету на цель. Она пикировала прямо к земле.

Это изобретение казалось вполне удачным. Стоимость его была раз в десять меньше наших дальних ракет. А вес взрывчатки был практически такой же, что и у наших "А-4".

В течение предыдущего года мы, поддерживая тесные дружеские связи со станцией "Пенемюнде-Запад", были свидетелями успехов их работы. Еще с 1933 года в мои обязанности входило оказывать активную финансовую поддержку инженеру из Мюнхена Паулю Шмидту, создававшему двигатель для "V-1". Но меня куда больше интересовали проблемы реактивного движения в практически безвоздушном пространстве, и посему весной 1940 года я передал "V-1" в министерство авиации, которое было более компетентно в таких двигателях. Реактивные двигатели, использовавшие кислород атмосферы, были последним словом в области строительства моторов, которые, "дыша" воздухом, могли развивать очень высокую скорость в земной атмосфере. Наша же работа имела дело с совершенно иной реальностью безвоздушного пространства. Мы создавали полностью другие системы. Мы говорили о количестве чисел Маха - то есть во сколько раз удавалось превзойти скорость звука - и имели дело с километрами в секунду, а не, как в авиации, с километрами в час.

26 мая 1943 года в Пенемюнде прибыла комиссия, чтобы изучить возможности нанесения бомбовых ударов с дальнего расстояния. Кульминацией встречи была сравнительная демонстрация для этой большой аудитории двух ракет. Кроме Шпеера присутствовали фельдмаршал авиации Мильх из люфтваффе, адмирал Дёниц, генерал-полковник Фромм и высокие гости из министерств и Верховного главнокомандования. Еще до начала сравнительных запусков прошли дебаты о достоинствах и недостатках обоих видов оружия. Модель "Fi-10З" была гораздо дешевле. Небольшие размеры давали ей преимущества в виде простоты обслуживания, легкости транспортировки на обыкновенных грузовиках, небольших объемов потребления горючей смеси. Все это способствовало ее оперативному использованию. Были и недостатки: во-первых, большие и стационарные стартовые площадки, которые можно было обнаружить и уничтожить с воздуха; во-вторых, наклон бетонной рампы обеспечивал неизменную линию полета, что облегчало систему защиты от ударов "Fi-103"; в-третьих, небольшая скорость, всего 560 километров в час, и недостаточная высота полета от 180 до 1800 метров, которая делала "Fi-10З" уязвимыми для истребителей и зениток среднего и даже малого калибра; в-четвертых, характерный звук пульсирующего ракетного двигателя мог заранее оповещать врага. Более того, "V-1" можно было легко засечь радаром. Из-за низкой скорости при соударении с целью эффект не превышал воздействия фугаса в одну тонну.

Ракету "А-4" можно было свободно и без большого труда запускать в любом направлении с транспортного устройства, и когда она стартовала, то не существовало защиты от нее или возможности помешать полету. Площадь поражения, установленная в ходе испытаний, была меньше, чем у "Fi-10З". Но из-за высокой скорости при соударении при том же весе взрывчатки разрушительный эффект был больше. Поскольку ракета летела на сверхзвуковой скорости, ее удар заставал врага врасплох. Стартовые площадки было трудно или даже невозможно засечь с воздуха. Эффективности воздушного налета можно было достичь только за счет разрушения линий снабжения. Место расположения ракет можно было изменить в любое время, сразу же по получении приказа. К недостаткам, кроме высокой стоимости, относились уязвимость испытательных стендов и линий снабжения, а также необходимость укрытых от налетов заводов по производству кислорода. И не только. Для заправки "А-4" требовалось много спирта, а поставки столь незначительны, что выпуск продукции был очень мал. Наконец, учитывая сложность и тонкость компонентов ракеты на самоуправлении, запасные части должны были поступать в строго установленном порядке. Комиссия пришла к выводу, что уровень двух видов оружия примерно одинаков.

Во время дискуссии я отстаивал свою точку зрения: учитывая разницу этих двух видов оружия и тактические условия их применения, не стоит отдавать предпочтение кому-либо из них за счет другого. Недостатки одного могут быть компенсированы достоинствами другого. Но если в конечном итоге в самом деле есть намерение практически использовать ракеты дальнего радиуса действия, то не стоит ограничивать усилия по их развертыванию.

Комиссия решила сообщить фюреру, что наилучшим решением было бы как можно скорее пустить оба вида оружия в массовое производство, присвоив им статус высшей приоритетности и обеспечив максимальный выход продукции. Чтобы усилить эффект воздействия, имеет смысл использовать их в сочетании.

Решение комиссии было принято еще до сравнительных запусков, но они не повлияли на содержание рапорта Гитлеру.

В этот прекрасный летний день мы смогли провести два образцовых запуска "А-4" на расстояние примерно 260 километров. Модель наших соперников "Fi-10З" из-за технических неполадок постигла неудача, и в ходе краткого полета она вышла из строя. Когда после еще одного неудачного запуска "Fi-10З" мы покидали полигон, фельдмаршал авиации Мильх хлопнул меня по спине и сказал с кривой ухмылкой:

- Поздравляю! Два - ноль в вашу пользу!

Позже мне представилась возможность с глазу на глаз поговорить со Шпеером. Я не упустил случая недвусмысленно упрекнуть его в том, что, став министром вооружений, он изменил своему прежнему отношению к Пенемюнде и своей вере в нас.

- Так ли? - ответил Шпеер. - С самого первого дня я со всем воодушевлением старался помогать Пенемюнде. Я всегда восхищался блистательными перспективами его проекта и тем неподдельным азартом, с которым вы и ваши люди работали. Как вы знаете, в прошлом я, чтобы помочь вам, часто на многое закрывал глаза. Я был убежден, что вас ждет успех.

Слушать такие слова было, конечно, приятно, но это его ни к чему не обязывало. Я задал другой вопрос:

- Почему же, господин Шпеер, став министром, вы не изменили отрицательного отношения к нам со стороны вашего министерства и не оказали нам помощи, о которой мы то и дело настоятельно просили? То, что мы сегодня вам показывали, могло быть готово еще восемнадцать месяцев назад. Но все это время было потрачено впустую.

Он попытался успокоить меня:

- Одно дело помогать вам теми ресурсами, что были в моем распоряжении, как генерального инспектора строительства, когда я не нес ответственность за ход войны, и совсем другое - делать это как министру, отвечающему за вооружение Германии и зная массу потребностей вооруженных сил.

Я не мог заставить себя поверить его словам.

- Если бы вы сами не сомневались в нас, гocподин министр, - запротестовал я, - то, без сомнения, нашли какой-нибудь способ нам помочь.

- Это правда, - признал Шпеер, - что, став министром, я изменил мнение о ваших работах и о возможности реализации ваших идей. Стоит ли этому удивляться? Вы же знаете, что с самого начала мне пришлось выслушать специалистов министерства. Не сомневаюсь, что и вы были бы потрясены. Не говоря уж о скептическом отношении фюрера, я познакомился с мнением своих выдающихся коллег, технических специалистов с большим производственным опытом, знатоков конструирования и выпуска продукции. Они всегда относились к вашим планам с недоверием и сомнениями. Я всегда, и не один раз, а при каждом удобном случае, выступал против пораженчества. Но кому мне оставалось верить, если все говорили и делали одно и то же? Вы, как солдат, естественно, были далеки от всех этих дел и от знатоков-инженеров моего министерства, не так ли? Другое дело - мы, не специалисты, не считаем, что изобретение должно тут же претворяться в жизнь. И я сомневался, успеете ли вы завершить его до окончания войны. Хотя теперь я полностью убежден в успехе вашего замысла. У меня был еще один вопрос:

- Почему, господин министр, из всех, кто мог возглавить специальный комитет по "А-4", вы дали мне именно Дегенколба? Это привело всего лишь к увеличению числа споров, и, похоже, они будут длиться вечно.

Шпеер ответил, что он понимал: Дегенколб с его грубостью и примитивностью будет неприемлем для меня и моих коллег, но, поскольку было невозможно обеспечить Пенемюнде статус высшей приоритетности, единственным решением было пустить в ход сильные стороны личности Дегенколба; этот человек доказал свои способности при строительстве локомотивов.

- Вы должны найти какой-либо способ сотрудничества, - заключил Шпеер.

- У меня уже нет сил дальше выносить его, - возразил я.

- Вам придется как-то приспособиться друг к другу, - твердо сказал Шпеер. - Самое худшее уже позади - вы сделали свое дело, и оно продвигается. Я постараюсь как можно скорее обеспечить вам встречу с фюрером. После нее вы сможете работать с полной отдачей. Если вы все же сочтете, что действительно не в силах сотрудничать с Дегенколбом, дайте мне знать, и я уберу его.

По завершении разговора у меня появилась надежда, что теперь мы сможем обеспечить выпуск продукции.

Могу упомянуть еще один успех, связанный с Пенемюнде. По пути в приемную я столкнулся с Сауром. Он бросился пожимать мне руку.

- Я никогда не представлял, даже и мечтать не мог, что вы зайдете так далеко! Теперь я вижу, что в конечном итоге ракеты можно будет пустить в ход. Вы убедили меня. Отныне я буду на все сто процентов поддерживать вас. И помогать всем, чем только могу. Если вам что-то будет нужно, приходите прямо ко мне. Один или с Дегенколбом. - И Саур в самом деле сдержал слово.

Когда наши гости отбыли, день, как обычно, завершился в небольшой компании моих ближайших сотрудников.

Два дня спустя Шпеер позвонил из Ставки и сообщил, что мне присвоено звание генерал-майора.