Отец решил поменять профессию и занялся торговлей красным товаром. Торговал, видимо, не слишком успешно. Начальник Донского областного управления в письме в Департамент Полиции (ДП) сообщал: "Отец Азефа человек очень бедный"1, - но, тем не менее, он сумел найти деньги, чтобы дать всем детям среднее образование. Видимо, здесь сказалось желание, столь свойственное многим еврейским родителям, какими бы нищими они ни были, любой ценой дать детям образование и вывести в люди.Отношения в семье были тяжелыми. Азеф не любил рассказывать о детстве и юности никому, даже своей жене, но она смогла узнать некоторые подробности у младшего брата Е.Азефа - Владимира. Он рассказывал:"... мать убежала из дому, ... в семье вечные ссоры,драки".2
Автор самой подробной биографии Азефа, Б.Николаевский посвятивший много лет жизни деятельности нашего героя, писал: "Сыновей он провел через гимназию"3 Видимо, младшие дети Фишеля окончили гимназию, но с Азефом была проблема. Дело в том, что в указанном Николаевским в 1890 г. Азеф никак не мог окончить гимназию в Ростове, так как в городе гимназии тогда еще не было, и открылась она уже после его отъезда за границу в 1892 году.
Уроженец Ростова-на-Дону П.Берлин в своей статье, посвященной другой загадочной фигуре русского революционного движения - С.Рыссу, чем-то напоминающему Азефа, писал о том, что Азеф учился вместе с Рыссом в Петровском реальном училище в разных классах:"Зловещая звезда, под которой родился Рысс, послала ему в товарищи гимназических лет
знаменитого Азефа"4 Из этих слов мы можем сделать вывод, правда с некоторой натяжкой, что они учились в одном учебном заведении. В написанной в 1909 году русским эмигрантом Г.Зильбером и французским социалистом Жаном Лонге книге "Террористы и провокаторы", которая создавалась по горячим следам событий и авторы которой могли еще в большей степени, чем Б.Николаевский, общаться с их участниками, сказано,что Азеф "...учился в реальном училище"5.
Попытки поиска в Ростовском государственном архиве не увенчались успехом. Значительная часть материалов Петровского реального училища списана. В полной сохранности дела с 1889 года, но в них ничего нет об Азефе. Может быть, правы Г.Зильбер и Ж.Лонге, которые писали о том, что Азеф "дотянул до шестого класса и был за какую-то историю исключен из гимназии"6, а через три года сдал экстерном.О том, что Азеф ушел из учебного заведения, говорила жена Азефа, Люба, в показаниях судебно-следственной комиссии по делу Азефа партии социалистов - революционеров. Видимо, так и было. Возможно, он ушел из училища из-за тяжелых отношений в семье. Его жена говорила о том, что он ушел из родительского дома, жил на частной квартире и даже "... укатил с какой-то труппой на юг в Ялту"7. Наверно, именно тогда началась его любовь к кафе-шантанам, водевилям и другим развлечениям подобного рода. Интересно, что о С.Рыссе информация в сохранившихся материалах училища есть, но он был двоечником и второгодником, и поэтому мы не можем установить, в каком году он учился вместе с Азефом. Так что, видимо, Азеф окончил или полный курс, или шесть классов в Петровском реальном училище.
Расскажем немного о нем. В училище было два отделения: коммерческое и механическое. Изучалось большое количество предметов: русский, немецкий, французский языки, арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия, география, история, естественная история, физика, химия, рисование, черчение, бухгалтерия, счетоводство, приложение алгебры к геометрии, механика, геодезия, механическая технология, строительное искусство, моделирование, Закон Божий (евреи освобождались). Вообще процент евреев в училище был значительным и превышал процентную норму, которая в средних и высших учебных заведениях черты оседлости составляла не более 10 проц. В 1890 году в училище было 442 ученика, из них 60 (13,5 проц.) были евреи. Ученики иудейского вероисповедания занимали второе место после православных, на третьем месте были армяне. Плата за обучение на одного ученика в год составляла 108 руб. 83 коп., но многие после подачи прошения от платы освобождались. Все три сына Ф.Азефа получили среднее образование, его как еврея, не освободили от оплаты, и ему пришлось самому оплатить их обучение.
Мы мало что знаем о годах Азефа в училище. Г.Зильбер и Ж.Лонге писали о плохом отношении к нему товарищей по учебе: "Его считали скрытной душой и фискалом. Соседи, относившиеся с большим уважением к старику Азефу, выбивавшемуся из сил, чтобы дать детям образование, тоже недолюбливали грубого и черствого Евно, которого школьные товарищи окрестили нелестным прозвищем "толстая свинья"8.
В этих строках об Азефе, как в очень многих воспоминаниях о нем, есть один существенный недостаток: они были написаны тогда, когда уже было известно, кто он на самом деле, и это невольно окрашивало воспоминания в черный цвет, иногда даже против воли авторов. По исключении из училища Азеф перебивался случайными заработками: давал уроки, был репортером местной газеты "Донская пчела", служил писарем в какой-то конторе, был мелким коммивояжером.Особых перспектив не было, что способствовало его негативному отношению к окружающей действительности. Еще в училище Азеф был связан с революционным молодежным кружком, а после окончания училища он стал его активным членом. Кружок был народовольческого направления и занимался распространением прокламаций. Полиция напала на след кружка, и начались аресты. Азеф почувствовал за собой слежку и понял, что в России ему, кроме тюрьмы, ждать нечего. В донесении начальника Донского областного жандармского управления в ДП говорилось: "Азеф принадлежал к кружку Фридмана, Острогулова, Равеля, и по агентурным сведениям принимал весьма деятельное участие в рабочей пропаганде, причем, имея возможность постоянно разъезжать под видом торговых дел в разные города империи, оказывал немаловажные услуги "Ростовскому кружку" доставлением нужных сведений и помощью тайной переписке иногородних единомышленников"9.
Азеф понял, что нужно бежать, и уехал в Германию. Ростовские жандармы разыскивали его, рассылая о нем запросы в ряд городов. На какие деньги Азеф выехал за границу и на что он жил первое время в Германии, существуют разноречивые сведения. Полковник Страхов из Ростова сообщал в Петербург:"По агентурным сведениям между Азефом и его бывшими товарищами в настоящее время возникла вражда, вследствие того, что некоторые из них, выманив у него чужие деньги, поставили в необходимость бежать за границу, и не только не оплатили долга, но обманули в обещании помогать в жизни за границей"10. Это могло вызвать у Азефа, вообще недоброжелательного к людям, чувство злобы по отношению к его бывшим товарищам из кружка. Полное отсутствие у него каких-либо моральных критериев, непонимание того, что такое мораль, нравственность, порядочность, могли побудить его в скором времени после бегства за границу предложить свои услуги ДП.
Согласно справке, составленной сотрудником ДП Л.Ратаевым, Азеф выехал за границу "...продав предварительно по поручению какого-то мариупольского купца масла на 800 руб. и присвоив эти деньги себе"11 Жена Е.Азефа, со слов его младшего брата, Владимира, который до разоблачения брата преклонялся перед ним, рассказывала, что Азеф "... украл деньги там, где служил"12. Интересно, что товарищи по революционному кружку с пониманием относились к этому поступку и говорили, что "...это все буржуазия... с ней церемониться нечего"13. Интересно, что в дальнейшем себя так-же поведет соученик Азефа по училищу - С.Рысс. Видимо, экспроприировать буржуазную собственность в самом широком понимании этого слова было принято у революционеров еще задолго до революции. Трудно сказать, как было на самом деле, но, видимо, Л.Ратаев и В.Азеф правы. Правда, Л.Ратаев ссылается на донесение полковника Страхова в то время как последний пишет, что деньги украли у Азефа. Но, вполне вероятно, что Л.Азеф услышала от Владимира историю о том, что ее муж украл деньги как непроверенный слух, а после разоблачения мужа в ее сознании произошло определенное смещение и любые очерняющие его сведения теперь казались ей правдивыми. Как бы то ни было, Азеф весной 1892 года оказался в Карлсруэ и поступил учиться в местный Политехнический институт. Он поселился со своим земляком Козиным в квартире на четвертом этаже. Старательно изучал электротехнику. Но материальное положение его было очень тяжелым. На знакомых он производил впечатление человека "буквально терпящего голод и холод", что, на мой взгляд, заставляет с сомнением относиться к версии о краже Азефом 800 рублей, так как на эти деньги хотя бы первый год он мог как-то существовать. В те времена восемьсот рублей были довольно приличной суммой. В тоже время он мог вполне преувеличивать свои финансовые затруднения перед знакомыми. В это время Азеф стал членом местного социал-демократического кружка. Денег не было, и он решил их заработать, продавая охранке своих товарищей по кружку, как когда-то торговал различным мелочным товаром в Ростове. Четвертого апреля 1893 года, примерно через год после своего приезда, он написал письмо в ДП:"Сим имею честь объяснить Вашему Высокопревосходительству, что здесь месяца два назад образовался кружок лиц-революционеров, задающихся целью объединить в одно целое всех лиц, учащихся за границей"14. Азеф, для того чтобы подтвердить свою осведомленность, называет рад фамилий революционно настроенных студентов в России и за границей. Заканчивает он письмо так:"Если сведения, которые я могу Вам дать, найдете полезными, то прошу меня об этом уведомить заказным письмом до востребования под литерами"15.
Нельзя сказать, чтобы ДП особо заинтересовался письмом. Желающих стучать среди русских революционеров всегда хватало с избытком. Письмо проделало свой обычный путь по инстанциям. Только более чем через месяц после получения Азефу отправили ответ, в котором ему сообщили, какого рода информация интересует ДП:"...что нам может быть полезным, это доставление достоверных и точных сведений об отправке в Россию транспортов запрещенных изданий с указанием, когда, куда, каким путем, по какому адресу и через кого они пересылаются"16. Корреспондент Азефа требует, чтобы он назвал свое имя, так как "... с неизвестными лицами мы сношений не ведем"17.
Начинаются письменные переговоры о характере информации, условиях вознаграждения. Азефа очень волнуют вопросы собственной безопасности. Он соглашается поставлять сведения и сообщить свое имя, однако ставит условие:"чтобы мое имя было только известно лицу, ведущему со мной переписку"18. В архивах первое письмо Азефа сохранилось разорванным. Из письма становится ясно, почему: "Дабы устранить мою неуверенность в личности пишущего, благоволите вложить в письмо отрывок моего первого письма"19. В своем следующем письме он будет даже просить полицию перехватывать письма его товарищам в Карлсруэ, если в них содержится информация, которая ему может повредить. Эту настойчивую заботу о своей безопасности он сумел внушить своим руководителям в ДП и Петербургском охранном отделении, которые безопасностью Азефа дорожили значительно больше, чем безопасностью русских министров, и сохранение тайны об Азефе считали часто основной стороной деятельности, подчиненных им ведомств. Тем не менее инкогнито Азефу удавалось сохранять недолго, и раскрыто оно было по его собственной вине. Он еще делал первые шаги и часто ошибался. Вскоре после отправки первого письма в Петербург он обратился в свое родное Ростовское жандармское управление:"Сим имею честь довести до сведения жандармского управления, что в Ростове-на-Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый некоторыми интеллигентными лицами, из которых г.г.Фридман Дмитрий, Алабышев Василий состоят в переписке с Карлсруйским кружком революционеров"20. В Ростове не составило никакого труда раскрыть подлинное имя автора письма, о чем они тут же сообщили в Петербург. Интересна характеристика, которую Ростовское жандармское управление дало Азефу:"Евно Азеф человек неглупый, весьма пронырливый и имеющий обширные связи между проживающей за границей еврейской революционной молодежью, а потому в качестве агента может приносить непосредственную пользу, и надо ожидать, что по своему корыстолюбию и современной нужде он будет дорожить этой обязанностью"21. Жалования Азеф просил немного - всего пятьдесят рублей в месяц. Двадцать девятого мая ему направили письмо с предложением приступить к службе и с разъяснением, о чем он должен сообщать:"...многословных и теоретических рассуждений не требуется. Мы ценим сведения только фактические с возможно точным указанием имени, адресов и таких данных, которые могут быть материалом для исследования"22. Пятнадцатого июля ему высылают сто рублей жалования за июнь и июль. Азеф стал тайным сотрудником ДП. Он очень старался на новой службе, но первое время у него не все получалось. И на одном из его первых донесений есть пометка кого-то из полицейских офицеров:"В следующем письме я попрошу Азефа писать немного толковее, особенно адреса и фамилии, чтобы можно было понять, кто мужчина, кто женщина и к кому относятся адреса"23. Но в скором времени отношение к нему меняется. В 1896 году на одном из писем Азефа мы видим полицейскую пометку другого рода:"Сообщения Азефа поражают своей точностью при полном отсутствии рассуждений"24.
В своих сообщениях , написанных в 1890-е гг. он обращает внимание полиции на тогда еще никому не известных молодых людей, в будущем знаменитых революционеров:"Следует особое внимание обратить Вам на г.Карповича...особое внимание Вам нужно будет обратить на Зензинова...Люксембург - редактор польской социалистической газеты".25
После поступления на службу в ДП Азеф стал уделять гораздо больше времени своим "революционным увлечениям". При этом они у него заметно изменились. Если раньше Азеф придерживался довольно умеренных взглядов и причислял себя к марксистам, то теперь он резко повернул влево и стал убежденным сторонником террористических методов борьбы. Это было сделано по заданию полицейского начальства, напуганного самой мыслью о возможном возрождении "Народной Воли" или подобной революционной организации, и оно хотело быть в курсе дела. Жена Азефа рассказывала, что его "даже называли бомбистом. Он всегда говорил, что верит исключительно в террор, и только террор все сделает, и бомба - это самое главное".26
Азеф заводит знакомства в различных русских революционных кругах Германии, Швейцарии. Он вырабатывает линию поведения, которой он будет успешно придерживаться в будущем: он мало выступает на собраниях, но охотно берется за налаживание различных практических дел - он не теоретик, а практик. Видимо, такой образ он принял не сразу, он шел к нему путем проб и ошибок. Л.Азеф подчеркивала в своих показаниях следственной комиссии, что "теоретически он был малообра- зованный человек... Он нигде не мог двух слов связать как следует".27 Она рассказывала, как ей было "стыдно его слушать", когда он на каком-то собрании читал свой реферат в Дармштадте.28
В 1895 году в Берне он познакомился с Х.Житловским, одним из основателей "Союза русских социал-революционеров за границей", и, по словам Виктора Чернова, вошел в одну из групп, примыкавших к Союзу. Так, по свидетельству жены, он получал от Х.Житловского книги, газеты, листовки, которые потом распространял среди русских студентов в Германии, собирал у них деньги на революционные цели.29 Он подружился с Х.Житловским ("С Житловским он был даже на "ты"), что было большой редкостью для Азефа, "... друзей не было. У него вообще нет друзей".30
Уже тогда отношение к Азефу было двойственным, противоречивым. многим он активно не нравился. При первой знакомстве отпугивала его отталкивающая внешность. Нам трудно судить об этом по плохим фотографиям тех лет, тем более что Азеф не любил фотографироваться и делал это крайне редко и неохотно.В большинстве воспоминаний говорится о его крайне отталкивающей физиономии, но мы уже писали выше, что они были очень необъективны. Стремившийся быть объективным Б.Савинков так описывал его:"...в комнату вошел человек 33 лет, очень полный, с широким, равнодушным, точно налитым камнем, лицом, с большими карими глазами. Это был Евгений Филлипович Азеф"31. Предоставим теперь слово В.Н.Фигнер:"...в зал вошел высокий тучный господин с короткой шеей, толстым затылком и типичным лицом еврея"32. Квинтэссенцию отрицательного впечатления, которое производил Азеф, выразил Г.Лопатин:"...когда мы были на Лондонской конференции (в 1908, прим. автора), то я там сижу и все спрашиваю Баха: "Это кто такой, это кто такой?" Ну, Бах мне ,конечно, отвечает. Потом я его спрашиваю: "А что это там за папуас такой сидит?" Он говорит: "Какой папуас?" "Да вот тот, толстый, губастый," - указываю ему. Он мне говорит:"Это Иван Николаевич, слышали о нем?" Я ему говорю:"А послушайте, как вы с ним решаетесь в темной комнате один на один оставаться? Ведь у него глаза профессионального убийцы!"33 В.Чернов, который первый раз увидел Азефа в Швейцарии осенью 1901 года, вспоминал:"Встретил я его там случайно и тогда же сказал Житловской, что он мне как-то очень не нравится". Житловская призналась, что и ей он, собственно, тоже не нравится. Некрасивая внешность сочеталась с тяжелым характером. Азеф тогда еще не научился скрывать своего истинного отношения к людям. Он часто раздражал знакомых своими издевательствами над ними, был злопамятным и мстительным. Многие к нему относились довольно подозрительно, особенно после сообщения из Ростова, что последние местные аресты произведены по донисению, полученному из Карлсруэ. О том, что в те годы были люди, считавшие Азефа шпионом, писал после его разоблачения соученик Азефа по Политехническому институту Б.Петерс. Вредили репутации Азефа его нравы, его любовь к женщинам легкого поведения, что как-то не вязалось с репутацией революционера. Один из членов кружка вспоминал позднее, что "о его личных нравах и частной жизни шли очень неблагоприятные слухи". Но слухи оставались внутри кружка, и на революционной карьере Азефа они никак не отразились. Азеф уже в молодости отличался дьявольской осторожностью. Даже после получения первого жалования он продолжал делать вид, что страшно нуждается и буквально голодает. Именно, такое впечатление он произвел на свою будущую жену: "Я только замечала в это время, что он был вечно голоден, и ему вечно было холодно".34 Это относится к весне 1895 г, то есть, спустя почти два года после получения первого жалования из ДП. Только со временем стало заметно, что его материальное положение улучшилось, и он, ссылаясь на различные причины, объяснял ей и своим приятелям, как это произошло. Вначале он говорил о помощи, полученной из различных еврейских благотворительных организаций. Он посылал туда прошения в больших количествах и показывал эти прошения товарищам под предлогом, того что необходимо исправить его плохой немецкий язык. Затем он придумал другую причину и стал объяснять изменение своего положения помощью мифического богатого приятеля по фамилии Тимофеев.
Пора, однако, ввести на страницы нашего повествования новой персонаж, тем более, что на ее воспоминания мы уже неоднократно ссылались. 22 апреля 1895 г. произошла встреча, сыгравшая огромную роль в судьбе Азефа. У Б. Петерса в Дармштадте он познакомился с Л.Минкиной, дочерью хозяина магазина писчебумажных принадлежностей в Могилеве, работницей мастерской, а затем студенткой философского факультета Бернского университета, убежденной революционеркой и, по всеобщим отзывам, милой, симпатичной женщиной, впоследствии влюбленной в своего мужа и абсолютно ничего не подозревавшей о его двойной жизни.35 Наверно, долгие годы эта любовь оставалась взаимной. В очень сложной для себя обстановке, давая показания судебно-следственной комиссии по делу Азефа, хорошо понимая, что в партии ее подозревают в том, что она знала о двойной жизни своего мужа, жена Азефа с какой-то наивной гордостью рассказывает о его любви к ней: "... доходило, например, до того, что если от меня несколько времени нет ответа, то он шлет телеграммы и , наконец, че- рез несколько дней приезжает сам. Человек совершенно горел, человек ревновал меня чуть-ли не к столбу. Если, например, ко мне кто-нибудь симпатично относился, то он сейчас же начинал его критиковать, вы- искивал всевозможные дурные стороны в нем, вообще уничтожал его. Он не мог вообще быть без меня".36
Роман проходил в сентиментальном и революционном духе того време- ни.Большую часть времени, которое влюблённые проводили вместе, они за- нимались чтением правильной литературы: рабочей газеты "Vorfarts", книгу П.Лиссагарэ "История Комунны 1871г.".37 Но через несколько месяцев после знакомства и, видимо, почти сразу после заключения брака Люба уехала из Дармштадта в Берн учиться, через несколько месяцев после знакомства и, видимо, почти сразу после заключения брака. Хотя, они очень любили друг друга, но привычки к совместной жизни не было, да ее и не могло быть при жизни врозь, денег было мало, несмотря на 50 рублей поли- цейского жалования ( Люба получала стипендию 80 франков в месяц), она была очень плохой хозяйкой (" Я ни к чему такому практическому не прислушивалась, ни в чем этом не разбиралась.")38 . Так что, как только они съезжались на короткое время в Германии или в Швейцарии, начина- лись скандалы. "Но стоило нам хоть неделю прожить вместе, как у нас начинались ссоры, потому что натуры у нас были совершенно разные"39.
Но были другие причины, не способствующие миру и согласию в этой семье. Мы уже писали о том, что Любовь Григорьевна ни тогда, ни потом вплоть до разоблачения Азефа не подозревала о двойной жизни своего мужа, о его связях с ДП. Азеф получал от своих полицейских шефов письма "до востребования", читал он их дома ежеминутно опасаясь, что жена может случайно заглянуть в них и понять, кто ее любимый на самом деле. Она рассказывала: "... получает он какое-нибудь письмо и читает его, держа совершенно перед самыми глазами и как будто пря- чась, чтобы никто не мог случайно увидеть, что там написано. Иногда даже так бывало, что он уходит с письмом в клозет и там его читает, постоянно прячет от меня. На меня это производило ужасное впечатле- ние, и тут я уже не могла выдержать... читать их таким образом - это что-то ужасное! И у нас были крупные ссоры на эту тему."40
Азеф врал жене напропалую, объясняя на что они живут. Так он придумал, что получает из дому от отца 15-20 рублей в месяц.41 Он продолжал использовать образ своего мифического приятеля Тимофеева и рассказал жене, что тот "положил теперь несколько сот или тысяч рублей на его имя."42
В 1895 году у них родился сын. Сохранились письма Азефа к жене в 1890-е годы, написанные в возвышенных, сентиментальных выражениях: в письмах предстаёт образ тоскующего народного заступника, собирающегося отдать жизнь освобождению народа:"Что я в тебе люблю - это твою благородную, прекрасную душу...Почему тебя здесь нет возле меня...Для великой борьбы нужны великие силы, нужно работать, работать... Береги свое здоровье...Я хочу, чтобы та, кого люблю, была сильной и энергичной подругой, которую не страшили бы никакие опасности борьбы...Буду ли всегда похож на того молодого человека с самыми смелыми надеждами, который для того, чтобы добиться успеха, должен совершить большое путешествие, но который во время переезда терпит кораблекрушение? Осужденный оставаться на необитаемом острове, он чувствует, как трудно ему вернуться к жизни и приходит в отчаяние перед окружающими силами, которые мешают ему. Он мечтает об избавлении, но все, что кругом, так мало похоже на его мечты".
Из Карлсруэ Азеф перехал в Дармштадт, где в 1899 году получил диплом инженера-электрика в местном Политехническом институте. В революционных кругах он пользовался все возрастающей популярностью, хотя какие-то слухи о нем все время ходили. Об этой двойственности В.Бурцев писал:"Я его до тех пор и то только раз случайно встретил в Цюрихе в 1893 году. Указывая на него, один мой знакомый тогда сказал мне: - Вот крупная сила, интересный человек, молодой, энергичный. Он - наш!
- Вот грязное животное! - сказал мне другой."43 Интересно, что так думали об Азефе не только русские революционеры, но и отдельные немецкие профессора; так, по свидетельству Любовь Григорьевны, профессор Дармштадтского политехнического института характеризовал Азефа следу- ющим образом: "Ах этот шпион"44 Казался Азеф подозрительным и полиции Германии. Так, накануне приезда в Дармштадт императора Николая II в сентябре 1896 г. Азеф был выслан из города и в сопровождении агентов полиции отправлен в Карлсруэ.45
В ДП Азефом были довольны. В 1899 году ему повысили жалование. Он стал получать теперь 100 руб. плюс наградные к Новому году и к Пасхе (интересно к какой - православной или еврейской?). После получения высшего образования перед ним стал вопрос - что делать дальше? Азеф нашел место инженера в фирме Шюккерта в Нюрнберге. Но ему там не понравилось, и он получил место с приличным жалованием в крупной фирме во Франкфурте-на-Майне, но пробыл там недолго и вскоре переехал в Берлин, где поступил на службу в "Всеобщую компанию электричества", которую возглавлял Эмиль Ратенау.46
Но в конце концов по предложению ДП он предпочел поехать в Россию, где ему было обещано место в русском филиале все той же "Всеобщей компании электричества" и прибавка жалования по месту основной работы. С января 1900 года он стал получать 150 рублей в месяц. Вообще полицейская карьера Азефа в то время была довольно нестандартна. Часто бывало, что революционеры попадали в руки полиции и, напуганные возможностью тюремного заключения, становились ее агентами или полицейских агентов посылали в революционную организацию, чтобы ее провалить. Но, чтобы революционер сам предложил свои услуги охранному отделению, такое бывало нечасто. О политических убеждениях Азефа мы пока говорить не будем, хотя они у него были, и сыграли в его судьбе довольно большую роль, но это произошло позднее, и об этом мы еще будем писать. По окончании университета у Азефа была возможность закончить полицейскую карьеру и спокойно работать заграницей. ДП не был КГБ, и Азеф мог безболезненно это сделать, но, вместо этого он поехал в Россию. Видимо, Азеф настолько вошел во вкус двойной игры, двойной жизни, что без этого уже не мог. Да и жалование в двух местах сыграло свою роль, а красивую жизнь он очень любил. В ноябре 1899 года Азеф, собрав революционные рекомендации с одной стороны и жандармские - с другой, приехал в Москву. Начался новый период его жизни.
2.ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.4.
3. Б.Николаевский "История одного предателя" М. 1991 с.42.
4. П.Берлин " " ж."Каторга и ссылка" М. 1929 10 С.95.
5. Ж.Лонге и Г.Зильбер. Террористы и охранка. М.1991. с.47.
6. Там же. С. 48.
7. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.4.
8. Ж.Лонге и Г.Зильбер. Указ. соч. с. 47-48.
9. Цит. по Б.Николаевский. "Конец Азефа". с. 74.
10. Там же.
11. Там же.
12. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.4.
13. Там же.Л.5.
14. Цит.по Б.Николаевский. "Конец Азефа" с. 70.
15. Там же.
16. Там же. С. 71.
17. Там же. С. 72.
18. Письма Азефа. Ж. "Вопросы истории". 1993. 4. М. С. 104.
19. Там же.
20. Там же. С. 103.
21. Б.Николаевский. Конец Азефа. С. 74.
22. Там же.
23. Цит. по: М.Алданов. Азеф. Париж. 1931. С. 162.
24. Там же.
25. Письма Азефа. С. 110.
26. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.12.
27. Там же.
28. Там же. Л.13.
29. Там же. Л.9
30. Там же.
31. Б.Савинков. Воспоминания террориста. Ереван. 1990. С. 13.
32. В.Фигнер. Воспоминания. Полн. собр. соч. Т. 3 С. 173.
33. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1. Д.128.Л.144.
34. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.3.
35. Там же.Л.2.
36. Там же.Л.7.
37. Там же.Л.3.
38. Там же.Л.7.
39. Там же.
40. Там же.Л.6.
41. Там же.Л.7.
42. Там же.
43. В.Бурцев. В погоне за провокаторами. М.-Л. 1926 С. 26.
44. ГАРФ.Ф.1699.Оп.1.Д.126.Л.9.
45. Там же.
46. Там.же.Л.10.