В этом не было противоречия; признавая насилие «повивальной бабкой» истории, основоположники не зарекались от использования тех или иных его форм при определенных обстоятельствах. Поэтому они выступали против абсолютизации террористических методов борьбы и написали немало против «алхимиков революции», веровавших в террористически-заговорщические чудеса; использование террора определялось для них обстоятельствами места и времени; то, что было нелепо в Англии или Германии, могло оказаться эффективным в России на определенном временном отрезке.

Современный исследователь Ю.В.Степанов справедливо пишет, что многочисленные высказывания Маркса и Энгельса о терроризме «можно выстроить в два по сути дела взаимоисключающих ряда. С одной стороны яркая по форме, обильно аргументированная

С нашей точки зрения, методологическое противоречие снимается, если рассматривать высказывания Маркса и Энгельса о революционном терроризме в связи с той конкретно-исторической ситуацией, по поводу которой они были сделаны. Поэтому признание ими народовольческого террора «исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализировать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе» ² , характеристика основоположниками научного социализма народовольцев как людей дела, явное предпочтение ими народовольцев чернопередельцам и т.п. нисколько не противоречат их общесоциологическим взглядам, а дополняют их, свидетельствуя, правда, не столько о диалектичности мышления, сколько о революционном темпераменте классиков.

«Политическое убийство в России единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима», — писал Энгельс вскоре после начала террористической борьбы в России ³ . Он же в письме к В.И.Засулич от 23 апреля 1885 г., когда ни о каком революционном кризисе в России не могло быть и речи, высказал предположение, что «революция должна разразиться в течение определенного времени; она может разразиться каждый день. В этих условиях страна подобна заряженной мине, к которой остается только поднести фитиль.

Таким образом, первым русским марксистам нечего было стыдиться признания террора хотя и не важнейшим, но вполне допустимым способом борьбы. Другое дело, что впоследствии, по тактическим соображениям, по меньшей мере снисходительное отношение к террору Г.В.Плеханова и его соратников по группе «Освобождение труда» замалчивалось или даже напрямую отрицалось их последователями. Так, Ю.О.Мартов писал в начале XX века, когда в России началось возрождение терроризма, что русская социал-демократия «выросла и развилась в борьбе с тем направлением русской социально-революционной мысли, для которой всякая политическая борьба в России сводилась к террору» ² , ни словом не упоминая, что первоначально первые русские социал-демократы пытались «договориться» с народовольцами из тактических соображений, а также готовы были признать терроризм в качестве едва ли не важнейшего средства борьбы в тот момент.

Вообще, ставшее едва ли не общепринятым в отечественной и зарубежной литературе мнение о Плеханове, как о принципиальном противнике терроризма, требует серьезной корректировки. Утверждение Л.Хаймсона, что Плеханов был готов скорее оставить революционную деятельность, нежели пойти на компромисс со сторонниками терроризма ³ может быть отнесено разве что к июню 1879 года, когда он покинул

Под давлением успехов террористов, а также критики позиции их группы Марксом и Энгельсом, чернопередельцы пытались достичь соглашения с народовольцами. Как справедливо отмечает биограф первого русского марксиста С.Бэрон, «даже Плеханов не мог закрывать глаза на достижения террористов. Сколь бы ни были неправильны, с точки зрения Плеханова, их теории, они оставались единственной силой, энергично и смело сражавшейся против русского деспотизма» ¹ . После убийства Александра II, в течение нескольких последующих месяцев, престиж «Народной воли» достиг своей высшей точки, особенно среди эмигрантов. Л.ГДейч, писавший также от имени В.И.Засулич и Я.В.Стефановича, говорил о «грандиозном событии» и об их желании вернуться в Россию ² .

Позднее, когда Плеханов и его друзья «официально» провозгласили себя марксистами, их отношение к терроризму было достаточно противоречивым. В программе группы «Освобождение труда» (осень 1883 года) провозглашалось, что группа «задается целью пропаганды современного социализма и подготовки рабочего класса к сознательному социально-политическому движению», однако в то же время «преследуя эту цель всеми зависящими от нее средствами, группа «Освобождение труда»... признает необходимость террористической борьбы против абсолютного правительства и расходится с партией «Нар [одной] воли» лишь по вопросам о так называемом захвате власти и о за

Не отвергал терроризм Плеханов и в «Наших разногласиях», хотя и обуславливая его применение множеством условий и оговорок. Отметив, что «наше революционное движение находится теперь в критическом периоде» и что «три с лишним года, протекшие со времени дела 1-го марта, характеризуются упадком революционной энергии в России», Плеханов, тем не менее, констатировал, что «террористическая тактика "Народной воли" поставила перед нашей партией целый ряд в высшей степени жизненных и важных вопросов» ² .

На один из этих вопросов, как сочетать рабочее движение и терроризм, Плеханов отвечал следующим образом. Оговорившись, что «есть другие слои населения (кроме рабочих. — О.Б ), которые с гораздо большим удобством могут взять на себя террористическую борьбу с правительством», он писал: «Но, помимо рабочих, нет другого такого слоя, который в решительную минуту мог бы повалить и добить раненое террористами политическое чудовище. Пропаганда в рабочей среде не устранит необходимости террористической борьбы, но зато она создаст ей новые, небывалые до сих пор шансы» ³ .

Этот фрагмент во 2-м издании «Наших разногласий» Плеханов снабдил примечанием, в котором, словно оправдываясь, писал: «На основании этого места говорили впоследствии, что группа "Освобождение труда" сочувствовала "терроризму". Но эта группа, с самого начала своего существования находила, что рабочим терроризм неудобен; высказываться против террористической борьбы интеллигенции было тогда безусловно бесполезно; интеллигенция верила в террор, как в бога» ⁴ . Эти объяснения звучат не очень убедительно; скорее всего, самому Плеханову было не

Тем более что во втором варианте программы группы «Освобождение труда» (1887 г.) не только сохранилось упоминание об использовании террористической тактики в нужный момент, но и вполне отчетливо говорилось, что применять ее будут не некие террористы «со стороны», а сами рабочие. После слов о том, что «главным средством политической борьбы русских кружков против абсолютизма русские социал-демократы считают агитацию в среде рабочего класса и дальнейшее распространение в ней социалистических идей и революционных организаций», Плеханов писал: «Тесно связанные между собой в одно стройное целое, организации эти, не довольствуясь частными столкновениями с правительством, не замедлят перейти в удобный момент к общему, решительному на него нападению, причем не остановятся и перед так называемыми террористическими действиями, если это окажется нужным в интересах борьбы» ¹ .

Приведенные высказывания Плеханова в пользу террора вовсе не означают, что он был на определенном этапе его последовательным сторонником; террор, как мог убедиться Плеханов на примере борьбы «Народной воли», оказался достаточно эффективным или, по крайней мере, эффектным оружием в российских условиях конца 1870 — начала 1880-х годов. Первые российские социал-демократы были готовы учесть этот опыт и признать его применимость в случае необходимости в интересах рабочего класса.

Однако после разгрома центральной организации «Народной воли», последовавшего в связи с дегаевщиной и лопатинским провалом, крахе всех попыток восстановить народовольческую организацию, покаянного возвращения в Россию главного теоретика «Народной воли» и постоянного оппонента Плеханова Л.A.Тихомирова, революционный терроризм в России сошел на нет, а народовольчество казалось погибшим

Парижские народовольцы, эти полководцы без армии, представлялись Плеханову «мертвыми душами» уже в 1892 году ¹ . Критика народовольческого терроризма и попыток возродить партию «Народной воли» содержалась в ряде работ Плеханова 1890-х годов. От тактических уступок, на которые он шел в 1880-х годах, не осталось и следа. Теперь Плеханов жестко констатировал, что «террор явился у нас естественным плодом слабости сил революционной партии» ² . Причины этой слабости коренились, по его мнению, в том, что движение семидесятых годов было «преимущественно движением "интеллигенции", иначе разночинцев». Силы этого общественного слоя после убийства Александра II были «окончательно истощены». В то время рабочий класс «еще только созревал для революционной борьбы, а террор скорее замедлил, чем ускорил процесс его созревания». В результате «после 1-го марта 1881 года партия "Народной воли" быстро клонится к упадку» ³ . Нетрудно заметить, что эти положения заметно отличаются от того, что он писал в «Наших разногласиях».

Брошюру «Новый поход против русской социал-демократии» Плеханов посвятил доказательству несостоятельности попыток возродить «Народную волю» (брошюра была написана по поводу публикации в «Материалах...», издававшихся «Группой старых народовольцев», открытого письма Е.Г.Левита, в котором автор рекомендовал возобновить «Народную волю» ⁴ ). Плеханов, говоря о 1890-х годах, сравнил «Народную волю» с коляской, от которой осталось «разве лишь одно колесо» ⁵ .

Критикуя воззрения народовольцев, их тактику террора и заговора, Плеханов, однако, призывал социал-демократов к созданию «подвижной боевой организации, вроде общества «Земля и воля» или партии «Народной воли», организации, являющейся всюду, где можно нанести удар правительству, поддерживающей всякое революционное движение против существующего порядка вещей, и в то же время ни на минуту не упускающей из виду будущности нашего движения» ¹ . Критикуя догмы народовольчества, Плеханов в то же время называл народовольцев «людьми смелой мысли и энергичного действия» и подчеркивал, что их имена святы для социал-демократов ² .

Свою лепту в критику терроризма внесла первая русская террористка В.И.Засулич. В работе «Революционеры из буржуазной среды», опубликованной первоначально в «Социал-демократе», она дала оценку как террору эпохи расцвета «Народной воли», так и террористическим настроениям рубежа 1880—1890-х годов. Засулич показала изолированность народовольцев, узость их социальной опоры, точнее, отсутствие поддержки в сколь-нибудь широких общественных слоях. «Народная воля», занятая подготовкой цареубийства, могла уделять пропаганде среди рабочих явно недостаточно внимания, да и времени для пропаганды было у партии недостаточно для того, чтобы ощутить ее результаты. Студенчество, либеральное общество были бессильны поддержать террористов без связи с рабочим классом. В итоге «террор и все вызванное им настроение были сильной бурей, но в закрытом пространстве. Волны поднимались высоко, но волнение не могло распространиться. Оно только исчерпывало, истощало нравственные силы интеллигенции» ³ .

Что же касается сторонников терроризма конца 1880-х (Засулич имела в виду бурцевско-драгоманов-

Правда, критика Засулич террористической тактики не носила, если можно так выразиться, абсолютного характера. В рецензии на статью С.М.Степняка-Кравчинского «Терроризм в России и Европе», опубликованной на немецком языке в журнале германских социал-демократов «Neue Zeit» ² она призывала революционную интеллигенцию «серьезно взяться за единственно целесообразное для нее в настоящий момент дело пропаганды среди рабочих» ³ . Выделение слов настоящий момент предполагало, что, возможно, наступят другие времена, когда оружие террора еще сможет пригодиться. Важнейшим условием применения террора Засулич считала наличие крепкой организации, подобной «Земле и воле» «перед началом политических убийств» ⁴ .

В руках же «недостаточно окрепшей организации террористические попытки неизбежно окажутся тем, что Степняк очень метко называет, говоря о действиях анархистов, «скорее экспериментами над употреблением динамита, чем политическими действиями». «Тот же характер экспериментов носили за последние восемь лет и все русские приготовления к покушениям», — констатировала Засулич ⁵ . Таким образом, она

Один из основателей группы «Освобождение труда», П.Б.Аксельрод, относился к терроризму гораздо снисходительнее, чем его ближайший соратник Г.В.Плеханов. Это заметно в двух брошюрах, выпущенных Аксельродом в конце 1890-х годов. Как справедливо отметил Д.Ньюэлл, это, возможно, объясняется разницей условий, в которых происходило формирование двух «отцов» русской социал-демократии. Аксельроду, выросшему среди еврейской бедноты, терроризм был психологически более понятен ³ . Аксельрод справедливо указывал на связь бунтарски-террористического периода в русском революционном движении с современной ему социал-демократией и не собирался отказываться от этого наследства.

Аксельрод неоднократно в своих статьях и выступлениях подчеркивал преемственность российской социал-демократии по отношению к революционным традициям «Народной воли» в противовес «экономистам», которые относились к революционному движению 1870—1880-х годов «гораздо более отрицательно, чем кто-нибудь из практических и теоретических основателей русской социал-демократии» ⁴ .

Он писал, что революционная социал-демократия относилась к «бунтарски-террористическому периоду нашего революционного движения не только как к объекту отрицания» и «поскольку народничество было революционно, то есть выступало против сословно-бюрократического государства и поддерживаемых им варварских форм эксплуатации и угнетения народных масс, постольку оно должно было войти, с соответствующими изменениями, как составной элемент в программу российской социал-демократии» ¹ .

Говоря о том, что народничество должно было войти в программу русской социал-демократии, Аксельрод, конечно, подразумевал его демократическое содержание. Характерно в этом плане, что он особо выделял взгляды А.И.Желябова, который признавал необходимость завоевания «возможно более демократической конституции» ² .

Народовольцев Аксельрод характеризовал как «авангард отважных борцов... неустрашимых и полных непоколебимой энергии», но «бессильных одолеть врага — за неимением армии». Главную причину неудачи «Народной воли» он усматривал, как и его соратники по группе «Освобождения труда», в том, что «рабочая масса оставалась тогда совсем еще не затронутой агитацией». Указывал он и на индифферентизм, «чтобы не сказать больше», либералов ³ .

Критикуя «экономистов» конца 1890-х годов, Аксельрод ссылался на печальный опыт конца 1870-х, когда наиболее живые революционные силы пролетариата «уходили в террористическое движение и затеривались в общей массе революционной интеллигенции, ни на волос не способствовав... подъему политического сознания в рабочей массе». Он предостерегал

Немалое место оценке роли народовольческого террора в истории революционного движения уделил Ю.О.Мартов в брошюре «Красное знамя в России», изданной группой «Освобождение труда» в 1900 году. «Красное знамя...» — популярный очерк истории рабочего движения в России, написанный Мартовым в Туруханской ссылке в конце 1890-х годов и напечатанный с одобрения Плеханова. Заметное влияние на автора оказали плехановские работы на эту тему, особенно «Русский рабочий в революционном движении».

Мартов показал, как постепенно из актов самообороны и мести выросла система террористической борьбы в конце 1870-х годов. Террор не был для «Народной воли» самоцелью, справедливо отмечал он. Народовольцы рассчитывали своим террором «вызвать суматоху в правительственных кругах и волнение в народе, чтобы тем и другим воспользоваться для захвата власти». Мартов убедительно показал противоречие, в которое вступали народовольческая пропаганда среди рабочих и террористическая деятельность. Отмечая постановку народовольцами «Рабочей газеты», организацию рабочих кружков, он подчеркивал, что «в то же время они сами другой рукой затрудняли развитие рабочего дела». Если террористы могли вести строго замкнутую жизнь и, несмотря на полицейский режим, все-таки осуществлять свои намерения, то пропагандисты, неизбежно общающиеся с широким кругом лиц, чаще подвергались арестам. Все это тормозило рабочее дело и способствовало переходу в

Таким образом, агитация среди рабочих оказывалась средством обеспечения террористической борьбы партии. Хотя Мартов неточно оценил субъективные намерения народовольцев по отношению к рабочим — они, конечно, не сводились только к обеспечению террористической деятельности, не приходится спорить с его утверждением, что «лучшие революционные силы, наиболее энергичные рабочие агитаторы участвовали в партии «Народной воли», а главной работой этой партии был политический террор» ² .

В конце 1880—1890-х годах происходило политическое и идейное самоопределение В.И.Ленина. По-видимому, путь Ленина к марксизму и социал-демократии был не столь прям, как писали об этом исследователи его теоретического и публицистического наследия в советское время. В нашем исследовании затрагивается лишь вопрос об отношении Ленина к народовольчеству и в особенности к народовольческому террору. Полагаю, что свою революционную деятельность В.И.Ульянов-Ленин начал как народоволец; безупречная организация и революционный темперамент народовольцев эпохи расцвета, по-видимому, сохранили для него обаяние на всю жизнь.

«Многие из них, — писал Ленин о революционерах своего поколения, — начинали революционно мыслить как народовольцы. Почти все в ранней юности преклонялись перед героями террора» ³ . Есть все основания думать, если судить по воспоминаниям близких к нему людей, что он имел в виду и себя ⁴ . Повышенное внимание Ленина к урокам «Народной воли», несомненно, объяснялось и личными мотивами — судьбой старшего брата, народовольца А.И.Ульянова ⁵ . Из

Р.Пайпс пришел к выводу, что Ленин в конце 1880-х — начале 1890-х годов был участником народовольческих кружков ¹ . Пайпс основывался на анализе косвенных данных. Какие-либо ленинские работы, написанные до 1893 года, исследователям неизвестны. Точнее, были неизвестны. Полагаю, что копия с одного из ленинских текстов, снятая известным историком С.Г.Сватиковым и обнаруженная нами в архиве Гуверовского института, удостоверяет его участие в одной из народовольческих организаций.

Текст представляет собой «проект программы сборников, которые должны были издаваться заграницею «кружком действующих в России народовольцев», но под редакцией группы «Освобождение труда» ² . История документа такова. Сватиков, эмигрант с 1920 года, был, кроме всего прочего, парижским представителем Пражского архива, известным библиографом и собирателем всяческих документов. Не удивительно, что представительница Института Маркса, Энгельса и Ленина в Париже обратилась к нему с просьбой выяснить, какие брошюры из библиотеки Ленина находятся в его огромной коллекции. Разбирая по этому слу-

В письме, адресованном в ИМЭЛ от 20 мая 1935 года, Сватиков так излагал историю своей находки и ее содержание: «К моему глубокому личному изумлению я нашел собственноручный документ Л[енина], б[ыть] м[ожет] самое первое политическое заявление его, из коего я узнал, что он был активнейшим, если не главным членом кружка народовольцев, объявил войну культурничеству, призвал все партии объединиться в федеративный союз, и во главе теоретического органа союза решил просить стать... группу «Освобождение] труда». Низвержение абсолютизма, как цель, и революционная борьба, как единственное средство, — вот основные пункты программы сборника». Этот текст Сватиков датировал приблизительно 1890-1893 г. ¹ .

Содержание документа само по себе не представляет большого интереса. Любопытен он в том плане, что доказывает народовольческое «происхождение» Ленина. Естественно, возникает вопрос о судьбе подлинника документа, да и о самом его существовании. На наш взгляд, нет особых оснований сомневаться в том, что такой документ действительно был в руках Сватикова и он его правильно идентифицировал. Во-первых, Сватиков был не только историком и архивистом, но и коллекционером; среди его бумаг в Гуверовском архиве находятся различные экслибрисы, в том числе экслибрис Ленина (VL.OULIANOFF), с пометкой, что часть книг Ленина периода его жизни в Париже попала в библиотеку Сватикова; Сватиков собирал автографы и хорошо разбирал почерки. В его коллекции находятся автографы Е.В.Плеханова, В.И.Засулич, С.А.Иванова и др. Для удостоверения почерка Ленина он пригласил парижскую представительницу ИМЭЛ'а, которая тоже идентифицировала его как ленинский. Во-вторых, кроме текста Ленина, он предлагал ИМЭЛ'у некоторые другие документы с ленински

Очевидно, сделка не состоялась. Можно только гадать, почему. Возможно, ИМЭЛ не устроила запрашиваемая Сватиковым цена. Но скорее всего сыграли роль обстоятельства времени — переговоры происходили вскоре после убийства С.М.Кирова, когда было разогнано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, а многие старые народовольцы были отправлены туда, где они уже побывали при царизме — в места не столь отдаленные. В этой обстановке, возможно, имэловские чиновники не стали связываться с опасным документом — для выяснения народовольческого прошлого Ленина время было самое неподходящее. Так что в ИМЭЛ'е текста Ленина не оказалось ² . Возможно, он находится в одном из французских архивохранилищ или же утрачен после смерти своего владельца — Сватиков умер в Париже в 1942 году.

«Интеллектуальная эволюция», по выражению Р.Пайпса, привела Ленина к социал-демократии, од-

В «Протесте российских социал-демократов», направленном против «Credo» Е.Д.Кусковой, Ленин писал, что «деятели старой "Народной воли" сумели сыграть громадную роль в русской истории... несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория». Он солидаризировался с Манифестом первого съезда РСДРП, в котором говорилось, что «социал-демократия идет к цели, ясно намеченной еще деятелями старой "Народной воли"» ² . Разумеется, Ленин середины—второй половины 1890-х годов ни в какой степени не принимал народовольческих теорий и писал, в частности, в одной из своих работ, что «русские социал-демократы решительно восстали против этой революционной теории» ³ .

Что же касается отношения Ленина к терроризму, то оно принципиально не отличалось от позиции большинства лидеров российской социал-демократии. Наиболее четко это проявилось в его известной статье «С чего начать?», в известном смысле, если говорить об отношении социал-демократов к терроризму, завершившей период 1890-х годов, когда террор был вопросом чистой теории и открывавшей новый этап, когда терроризм неожиданно стал реальностью, угрожающей развитию революционного движения в правильном, по марксистским представлениям, направлении.

«Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора, — писал Ленин. — Это — одно из военных действий, которое может

«С чего начать?» оказалась едва ли не единственной статьей, в которой Ленин до начала революции 1905 года признал возможность применения террора при определенных обстоятельствах. Террористическая кампания, начатая эсерами, привела к развертыванию на страницах «Искры» и «Зари» жесткой и бескомпромиссной критики терроризма. В последующие четыре года террор стал едва ли не главным предметом межпартийной полемики. За шумом этой полемики как-то позабылось достаточно снисходительное отношение российских социал-демократов к терроризму, характерное для них в 1880-е и отчасти 1890-е годы.