Таким образом, большевики в минском Совете обладали таким большинством, что они могли делать, что хотели. Но они стремились к тому, чтобы работать совместно с другими социалистическими партиями. Поэтому резолюция, принятая на первом заседании нового Совета, согласовывалась с меньшевиками и бундовцами, а также и с эсерами. Она была потом принята на заседании Совета единогласно.

Отчет об этом заседании был опубликован в "Известиях Минского Совета" 9 сентября. Заседание состоялось, очевидно, на день или два раньше.

Я приведу эту резолюцию целиком, так как она характеризует политическое положение того времени и показывает, какие требования выдвигались тогда большевиками:

"Контрреволюционная попытка мятежа, организованного генералом Корниловым, являясь по существу своему стремлением к диктатуре имущих классов (буржуазии и помещиков), корни свои имеет во всех буржуаз-

Вместе с тем должна быть в корне изменена вся та политика соглашательства и безответственности центральной власти, которая создала самую возможность превращения верховного командования и аппарата государственной власти в очаг и орудие заговора против революции.

Единственным выходом из положения, способным оградить страну от повторения попыток, подобно корниловским, является немедленный созыв всероссийского совещания представителей Советов Рабочих и Крестьянских Депутатов, армейских организаций, а также демократических органов народного самоуправления.

Задача совещания образовать революционно-демократическую власть, ответственную перед ним на все время до созыва Учредительного собрания.

Впредь до организации власти на указанных началах руководство государственной жизнью остается в руках нынешнего состава Временного правительства, за исключением партий кадетов.

В основу деятельности этой власти должно быть положено следующее:

1. Издание декрета, отменяющего частную собственность на землю и передающего землю без выкупа трудовому народу, до окончательного разрешения земельного вопроса в Учредительном Собрании.

2. Введение государственного контроля над производство и распределением, с обеспечением рабочим преобладающего влияния в органах контроля.

3. Введение государственной монополии в важнейших отраслях промышленности и секвестр в случае необходимости отдельных предприятий, усиленное обложение крупных капиталов и имуществ и косвенных прибылей в целях спасения страны от хозяйственной разрухи.

4. Признание тайных царских договоров недействительными для Российской Республики и немедленное предложение всем народам воюющих государств всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов."

Дальше в резолюции были перечислены "немедленные меры, которые должны быть декретированы". В числе их было провозглашение декократической Республики, прекращение репрессий против "революционно-демократических и социалистических организаций", отмена смертной казни на

Я очень хорошо помню, как эта резолюция составлялась, так как принимал участие в ее редактировании. Кто-то из большевиков составил проект, настолько плохо написанный по-русски, что Кнорин его целиком забраковал. Другие проекты были не лучше. Мясников, как известно, был армянин (его статьи в "Звезде" приходилось исправлять в отношении языка), Алибегов был чеченец, а среди других видных минских большевиков преобладали латыши. Меня н Хельтмана привлекли к работе над резолюцией отчасти потому, что мы, хотя и не русские, хорошо владели русским языком, отчасти по другим соображениям: большевики хотели, чтобы их резолюция составлялась и представителями других партий и чтобы она была приемлема для меньшевиков, бундовцев и эсеров, а Польское Социалистическое Объединение было в этот момент чем-то вроде связывающего звена с этими партиями^**.

Пункт об "осуществлении на деле права наций, живущих в России, на самоопределение" был введен в резолюцию по настоянию Хельтмана и моему, но Кнорин и другие члены редакционной комиссии очень против него не возражали. Что касается пунктов о государственном контроле над производством и распределением, введении государственной монополии в важнейших отраслях промышленности и секвестра "в случае необходимости" отдельных предприятий, то эти пункты были выдвинуты Кнориным и другими большевиками. Это была очень скромная программа, ибо государственный контроль над производством и распределением существовал, в известной мере, еще до революции. Он был введен царским правительством во время войны. Царское правительство секвестировало также в военное время все, что было нужно. Программа показалась мне слишком умеренной в отношении этих вопросов. Помню, что и меньшевики, с которыми мы согласовывали текст резолюции еще до заседания Совета, считали ее, поскольку вопрос касался экономических дел, недостаточно революционной. Но

** Я хорошo помню, что Хельтман, Берсон и я были избраны тогда в минский Совет по списку Польского Социалистического Объединения (и в качестве польских социалистов были затем избраны в исполком), но в цитированной книжке Кнорина об этом не говорится.

Интересно, между прочим, привести положение о выборах в Совет, напечатанное в "Известиях Минского Совета" 28 сентября^*3. Это положение было принято Советом в самом начале сентября и опубликовано с некоторым опозданием. Согласно ему, участие в выборах в минский Совет могли принимать "солдаты всех званий" но не офицеры рабочие и служащие всех учреждений, частей и т.д., социалистические партии и профсоюзы. Выбирался один делегат на 125 человек, а социалистическими партиями один делегат на 100 членов партии. В положении ничего не говорится о том, что любой член Совета может быть отозван в любое время теми, которые его избрали. О такой возможности много, как известно, писал Ленин и другие большевики, подчеркивая, что в буржуазных парламентах депутаты избираются сроком на несколько лет и отозваны быть не могут, в то время как члены Советов отзываются немедленно избирателями, если они больше не выражают их взглядов. В этом Ленин видел одно на главных преимуществ Советов по сравнению с парламентами в демократических странах. Я не знаю, был ли такой пункт в положении о выборах в других местах. В Минске, повторяю, его не было, но зато в положении говорилось, что Совет должен переизбираться целиком каждые три месяца.

Членами Совета становились в то время самые разнообразные люди, иногда даже явные черносотенцы. Об этом свидетельствует инцидент, разыгравшийся на одном из заседаний минского Совета (22 сентября). Кое-какие следы инцидента я нашел в том же сборнике "Кастрычнiк на Беларусi". Я этот инцидент хорошо помню. Один из членов Совета подал в президиум анонимную записку такого содержания: "Пусть евреи не прячут крупу и са-

Помню и другой инцидент. Он разыгрался в то же самое время, т.е. в начале сентября. В какую-то комиссию был предложен солдат-большевик по фамилии Туркин. В Совете был и эсер Туркин и когда выяснилось, что речь идет не о нем, то один из членов Совета, тоже солдат, латыш по фамилии Цаусняк, встал и заявил, что он, как старый большевик, возражает против кандидатуры большевика Туркина ввиду того, что "именующий себя большевиком Туркин является всем известным корниловцем". Председатель опроверг это, говоря, что он сам слышал, как Туркин ругал корниловцев и т.п. Но Цаусняк не уступал, пришлось передать дело особой комиссии, и в комиссии выяснилось, что Цаусняк был прав: Туркин, хотя и большевик, изменил свои взгляды в корниловские дни и пытался создать отряд для помощи Корнилову. Его пришлось исключить из Совета и из большевистской фракции^*4.

"Ставка раздувает наши неудачи, выдумывает их, клевещет на геройски сражающиеся части, чтобы посеять в стране панику... Революционный на-

Мясников написал это, чтобы подчеркнуть патриотизм большевиков, чтобы доказать, что пораженцы не большевики, а военное командование. Не все минские большевики были с ним согласны. Пораженчество, по крайней мере до перехода власти в руки социалистического правительства, было одним из основных пунктов большевистской политики. На Мясникова насели, кажется, что ему был даже сделан официальный выговор. Во всяком случае помню, что другие большевики его сильно и долго за эту статью ругали.

Обиделось также и военное командование: за эту статью и за другие статьи такого же рода. В книге "Кастрычнiк на Беларусi" приводится рапорт главнокомандующего армиями Западного фронта, генерала от инфантерии Балуева, Верховному Главнокомандующему^**6. В рапорте генерал Балуев написал, что "Молот" "выливает целые потоки брани на высший командный состав и офицерство", обвиняя одновременно верховное командование в том, что оно затягивает войну, чтобы легче было задушить демократию. Балуев привел много выдержек из газеты и потребовал в заключение распоряжения о закрытии "Молота" и реквизиции типографии, в которой она печаталась, так как "характер деятельности газеты "Молот" надо признать безусловно вредным в чисто военном отношении и разлагающе действующим на армию". Вероятно, в результате этого рапорта "Молот" был вскоре закрыт, но типографию реквизировать уже власти не смогли. Мясников привел в исполнение свою угрозу относительно охраны типографии при помощи вооруженных солдат. Военные власти направили для переговоров с этими солдатами нескольких офицеров, переговоры, понятно, ни к чему не привели. Брать типографию штурмом военные власти не хотели, да и сомнительно, были ли в их распоряжении военные части, которые согласились бы это сделать. В течение многих дней перед зданием типографии собиралась толпа любопытных, останавливались прохожие. Охраной типографии командовал сам Мясников, который по этому случаю опять надел свои офицерские погоны и ордена, полученные им во время войны. Разгуливали с ним по улице еще какие-то офицеры, тоже с орденами. Все ожидали инцидентов, но их не было, и большевики вскоре начали издавать в той же типографии новую газету под названием "Буревестник".

* Стр. 341.

Газетную бумагу было тогда трудно достать. "Польская Правда" печаталась на оберточной бумаге темно-коричневого цвета, читать ее было довольно трудно. Еще труднее было ее издавать. Редактором стал Берсон и он же писал передовые статьи, равно как и много других статей в каждом номере. Но его статьи пришлось переделывать и исправлять. Оказалось, что он по-польски пишет плохо, делает грамматические и орфографические ошибки. Объяснялось это тем, что учился он, главным образом, за границей. Я был чем-то вроде соредактора и секретаря редакции. Было еще всего два или три сотрудника, тоже без журналистского опыта. Трудности были и с наборщиками. Хороших польских наборщиков нельзя было найти. Мы очень обрадовались, когда к нам явился настоящий, профессиональный наборщик, работавший раньше в Варшаве в течение многих лет и оказавшийся к тому же старым членом ППС. Его фамилия, кажется, была Малиновский. Но с ним были затруднения другого рода. Он много пил и хотя в нетрезвом состоянии работал он прекрасно и быстрее обыкновенного, но он чувствовал тогда потребность излагать в печатном виде свои мысли и взгляды. Когда какая-нибудь статья казалась ему недостаточно революционной, то он в конце ее допечатывал несколько фраз в таком роде: "Несмотря на все, революция уничтожит всех мерзавцев-капиталистов и выкупается в их крови". Он убеждал нас, что такого рода отсебятины он дописывает исключительно потому, что иначе трудно было бы сверстать номер, получились бы пустые места.

О верстке никто из нас не имел ни малейшего понятия. Мы были незнакомы не только с журналистским делом, но и с техникой печатания газеты. Линотипов у нас не было, она вся печаталась на плоских машинах. Это создавало новые трудности, так как набор часто рассыпался.

Вспоминая сейчас этот период времени, мне трудно понять, каким образом мы все же эту газету издавали: она выходила регулярно каждый день в размере четырех страниц. Берсону вскоре надоело писать статьи, и каждо-

Моя первая статья называлась, кажется, "О суеверии и вреде, который оно приносит" или что-то в этом роде. В Минске тогда циркулировали различные предсказания, не то из книг Нострадамуса, не то из каких-то других древних источников. Появилось также громадное количество гадалок. Этим промыслом занимались в России в нормальное время цыганки, и их предсказаний никто всерьез не принимал, это было ярмарочное развлечение. Но в эти месяцы предсказаниям верили. Меня часто спрашивали на митингах, известно ли мне, что вот 100 или 500 лет тому назад кто-то с точностью предсказал русскую революцию 1917 года, а согласно какому- нибудь другому предсказанию вся Россия будет вскоре завоевана потомком Наполеона. Предсказания переписывались солдатами и передавались из рук в руки. Все это наблюдалось не только в Минске и на Западном фронте, но по всей России. В "Истории революции" Л. Троцкого рассказывается о солдате по фамилии Николаев, который отправил с фронта письмо в одну из большевистских газет. В письме он обратил внимание на букву "к", весьма, по его мнению, опасную для революции. Колька (Николай Второй), Керенский, Корнилов, Каледин, кадеты, писал он, все они начинаются на эту букву, и казаки тоже, и они тоже опасны^*7.

В Минске подобного рода теории тоже выдвигались, но самым большим успехом пользовалось гаданье по картам и по кофейной гуще. Польское суеверие ни в чем не уступало русскому. Моя статья была написана с целью доказать, что суеверия вредны, так как они освобождают людей от необходимости думать, логически рассуждать и разумно предсказывать будущее на основании элементов нестоящего. Я сослался на каких-то философов, привел цитаты из Маркса. Но это происходило в самом начале издания нашей газеты. Потом ни у меня, ни у моих товарищей по редакции не было уже времени подыскивать цитаты и даже хорошо обдумывать то, что мы писали.

Нам очень помогала издававшаяся тогда в Петрограде Максимом Горьким газета "Новая Жизнь". Это была прекрасная газета, в ней было всегда

Я уверен, что "Польская Правда" не стояла на очень высоком уровне, но большевистские "Звезда", "Молот", а потом "Буревестник" были немногим лучше. Большевистская пресса помещала большое количество всякого рода циркуляров, чего мы старались избегать. Она перепечатывала также статьи из газеты "Рабочий Путь". Эта газета заменила петроградскую "Правду", закрытую после июльских дней. Всем, и нам в особенности, хотелось знать, что пишут большевики в их петроградском органе. Но "Рабочий Путь" в Минске нельзя было получить. Связь с центром еще ухудшилась, а к тому же совершенно развалилась почта. В февральские дни и после почта в России работала прекрасно, но теперь письма пропадали, почтальоны иногда целыми неделями вообще не приносили почту на дом. Газеты, которые выписывались по почте, в Минск не приходили. Большевики как-то ухитрялись получать один два номера "Рабочего Пути". В них тогда печатались письма Ленина, вызывавшие большой интерес. "Молот", а потом "Буревестник" эти письма перепечатывали. Ленин писал в них открыто о восстании, время для которого, по его мнению, уже наступило. Такая позиция находилась в явном противоречии с политикой большевиков Западной области. Я уже привел большевистскую резолюцию, принятую единогласно минским Советом. В середине сентября в Минске заседала Первая Северо-Западная Областная Конференция большевиков. Ее резолюции, к которым я еще вернусь, мало чем отличались от резолюции, принятой минским Советом.

Я не помню, во время ли этой конференции, или еще до нее в Минске были получены первые экземпляры изданной тогда в Петрограде Лениным брошюры "Удержат ли большевики государственную власть?" В этой брошюре Ленин не только писал о том, что большевики должны захватить власть, но и дал ответ на поставленный им самим в заголовке вопрос. Он заявил, что нет такой силы на земле, которая могла бы помешать большевикам удержать власть до всемирной победы социалистической революции, если только они, большевики, не дадут себя напугать и сумеют власть захватить.

Берсон и я несколько раз ходили в большевистский комитет за разъяснениями по поводу этой брошюры. Кнорин и Мясников говорили о ней неохотно и были явно смущены. Однажды вечером Кнорин просил меня и других польских социалистов зайти к нему на дом. Там ждал нас, кроме Кнорина, другой видный большевик, К. Ландер, тоже латыш, игравший потом, во время Октября, более крупную роль, чем Кнорин. Ландер был человеком молчаливым, труднодоступным, я редко его встречал. Судя по некоторым намекам Кнорина, Ландер был тем лицом, через которого в это время передавались инструкции большевистского центрального комитета.

Ландер прочел нам что-то вроде лекции, он даже подготовил к ней кое-какие материалы. Он показал нам номер "Рабочего Пути", в котором было напечатано предложение Ленина меньшевикам и эсерам. Ленин писал, что он предлагает такой компромисс: пускай меньшевики и эсеры образуют новое правительство без участия представителей буржуазии. Большевики не будут против этого возражать, если только это правительство будет опираться на Советы, если вся власть на местах будет передана Советам и большевикам будет предоставлена полная свобода пропаганды^*8.

Меньшевики и эсеры, сказал нам Ландер, отказались принять предложение Ленина, они боятся взять власть. Ленин этого не боится. Но, говорил Ландер, речь может идти только о передаче власти Советам, а не какой-либо партии. И не о захвате власти путем заговора или революции, а о переходе власти в руки Советов мирным путем.

Ландер, таким образом, выдвигал опять лозунг "Вся власть Советам!", с той только разницей, что большинство в Советах уже имели большевики. Мы, польские социалисты, не очень против этого лозунга возражали. Мы напечатали в нашей газете несколько статей, объясняющих нашим польским читателям смысл лозунга "Вся власть Советам". Мы писали, что Советы постоянно переизбираются, что они всегда связаны с массами и потому не так важно, какая партия сейчас имеет в Советах большинство. Гораздо важнее сам принцип передачи власти "революционной демократии". Мы

Так оно и было, ибо почти все врачи, адвокаты и инженеры где-нибудь тогда служили и могли голосовать как служащие. Никаких ограничений "по социальному происхождению" тогда еще не было. Не могли посылать своих представителей в Советы только офицеры (но они могли избираться солдатами), помещики, фабриканты и духовенство, т.е. сравнительно очень небольшой процент населения.

Однако, как я уже говорил, большевики на своей конференции обошли ленинскую программу и его требования полным молчанием, как будто их вообще не существовало. Первая Северо-Западная Областная Конференция большевиков открылась в Минске 15 сентября и продолжалась три дня. На ней было представлено 9.190 членов партии и 25.000 сочувствующих^*9. Польские социалисты были приглашены на конференцию в качестве гостей, в президиуме конференции был приехавший специально на нее представитель петроградских большевиков.

К сожалению, мне не удалось по библиотечным материалам установить его фамилию: она нигде не упоминается. Помню, что это был рабочий, кажется, латыш. Он, по всей вероятности, более крупной роли в Петрограде не играл^**.

На самой конференции этот петроградский представитель не высказывался, но он знал много петроградских новостей. Знал он также некоторых польских социалистов в Петрограде и передал мне от них привет. Самой интересной новостью, которую он нам рассказал, был переход к большевикам многих петроградских меньшевиков во главе с Лариным. Кроме них, к большевикам перешла почти целиком вся меньшевистская организация на

** В "Краткой истории ВКП(б)", составленной Сталиным, сказано, что Октябрьской революцией в Белоруссии руководил Ежов (стр. 206, американское издание). В книжке "Партия большевиков в борьбе за диктатуру пролетариата", изданной агитационно-пропагандистским отделом партии в Москве в 1951 году, утверждается (на стр. 339), что руководителем октябрьского переворота в Белоруссии был Лазарь Каганович. Ни Ежова, ни Кагановича до и во время Октября в Белоруссии не было. На них пришлось возложить эти роли задним числом, так как все действительные руководители Октября погибли в чистках.

Конференция проходила мирно и даже скучновато. Делались доклады об укреплении большевистских организаций на местах, особенно в армии. Закончилась конференция принятием воззвания, которое напечатано в книге "Кастрычнiк (Октябрь) на Беларусi"^*10. В воззвании говорилось, в самом его начале, что надо немедленно приступить к составлению списков кандидатов в Учредительное Собрание. Затем излагалась такая программа:

"Мы против войны, ибо она есть война грабительская" (цитирую дословно. Плохой русский язык воззвания показывает, что его писал армянин Мясников, чеченец Алибегов или кто-нибудь из латышей членов Минского большевистского комитета).

"Мы за рабочий контроль над промышленностью, за организацию промышленности на демократических началах, путем вмешательства самих рабочих и признанной ими власти.

Мы за правильный обмен продуктов между городом и деревней.

Мы против косвенных налогов на спички, сахар, табак, керосин и чай и за прямые налоги для капиталистов.

Вся земля, удельная, казенная и помещичья должна перейти без выкупа в руки народа".

Дальше выдвигалось требование о выборности всех государственных служащих и выражался протест против гонений на рабочую печать. Было также требование о том, чтобы Российская Республика не имела постоянной армии.

Что касается лозунга "Вся власть Советам!", то он был выражен в воззвании следующим образом:

"Мы за то, чтобы вся власть перешла в руки революционных рабочих и крестьян, ибо только такая власть способна вывести страну из тупика".

Только один пункт воззвания касался меньшевиков и эсеров. О них говорилось, что "они оказались настолько трусливы, что не решились взять власть в свои руки".

Воззвание заканчивалось требованием скорейшего созыва Учредительного Собрания. Мясников, который произнес на конференции заключительную речь, тоже говорил в ней главным образом об Учредительном Собрании. До него кое-какие выступающие ораторы обвиняли Временное Правительство в том, что оно саботирует подготовку выборов в Учредительное Собрание.

Такие выступления были, несомненно, искренними. Мне думается, что и выступление Мясникова по вопросу об Учредительном Собрании было

Лозунг "Вся власть Советам!", по мнению большевиков, вовсе не исключал созыва Учредительного Собрания. Они тогда часто говорили и писали, что Учредительное Собрание будет "опираться на Советы". Обыкновенные, не слишком хорошо осведомленные члены партии полагали, что Советы будут продолжать существовать только до созыва Учредительного Собрания, как нечто вроде противовеса Временному Правительству, но когда Учредительное Собрание будет созвано, то оно "всех рассудит" и никаких временных правительств и временных советов больше не будет. Это часто говорилось в частных разговорах. Те, которые так говорили, были обыкновенно уверены в победе большевиков на выборах в Учредительное Собрание. В Западной области были основания для таких надежд. Влияние большевиков после корниловского восстания все возрастало, и на выборах они действительно одержали большую победу.

Но надо сказать, что в Петрограде гораздо лучше осведомленные политические деятели рассуждали точно также. Н.Н. Суханов отмечает в своих "Записках", что никто там не замечал логического противоречия в предположении, что Советы, как верховная власть, смогут сосуществовать с Учредительным Собранием, тоже носителем верховной власти. Суханов приводит выдержку из статьи, опубликованной в большевистском "Рабочем Пути" 4 октября. Он приписывает авторство этой статьи Зиновьеву, но добавляет, что Зиновьев написал ее по поручению Ленина. В статье говорилось, что "Советская Республика вовсе не исключает Учредительного Собрания, точно так же как Учредительное Собрание не исключает существования Советов". Дальше в статье говорилось о создании государства нового типа, о соединении советского принципа с Учредительным Собранием^*11.

Несколько позже Ленин развил этот тезис. Большевистская печать, в Западной области, как и в Петрограде, писала, что только Советы, только советское правительство способны обеспечить созыв Учредительного Собрания и проведение в жизнь его решений. Временное Правительство боится Учредительного Собрания, и если оно будет вынуждено его созвать, то только для того, чтобы, по требованию капиталистов и помещиков, разогнать его точно так же, как царь разогнал первую и вторую Думы. Суханов приводит в своих "Записках" несколько таких статьей из большевистской

Но вернемся к минским делам. Первая Северо-Западная Конференция большевиков занималась, кроме выпуска воззвания, и более практическими делами. Она создала военную большевистскую организацию на Западном фронте. Общей военной организации большевики на фронте до конференции не имели, были только отдельные группы, работающие нелегально или полулегально. Сейчас, ввиду изменившегося положения, большевистская военная организация была создана вполне открыто, и ее устав напечатан в газетах. В уставе обращает на себя внимание пункт 11, который гласит:

"Все выступающие от имени партии на собраниях, митингах, лекциях и т.д. должны иметь особое на это удостоверение"^*12.

Такого пункта не было в уставах других партий. Они не опасались, что кто-нибудь выступит от их имени, не будучи на это уполномоченным. Но на большевистских и небольшевистских военных собраниях очень часто выступали тогда солдаты, считающие себя большевиками или действительно вошедшие в партию и ставившие руководителей партии в неудобное положение. Они были более радикальны, нежели партийное руководство, требовали немедленного ареста Временного Правительства и целого ряда других вещей (помню, что на одном собрании солдат-большевик требовал продажи за границей "всех царских брильянтов", с тем, чтобы вырученные за них деньги были розданы "героям революции", в частности матросам в Кронштадте. Он утверждал, что "вся партия" поддерживает его требование). Большевики решили поэтому снабжать своих представителей особыми письменными удостоверениями.

В минском Совете рядовые его члены-большевики тоже выдвигали радикальные требования, не всегда осуществимые. В книге "Кастрычнiк (октябрь) на Беларусi"^**13 я прочел следующую выдержку из протокола собрания минского совета, состоявшегося 22 сентября:

"Тов. Кривошеин говорит, что не всегда совет может немедленно проводить свои постановления в жизнь, так как по каждому отдельному случаю

** Стр.351.

Кривошеин, унтер-офицер, был одним из видных минских большевиков. После переворота он стал военным комендантом города. Из приведенной, не совсем грамотной, выдержки трудно понять, что он имел в виду, говоря об "особых республиканцах". Ясно, однако, что какие-то члены Совета требовали от большевиков большей решительности. Что касается боязни быть причисленным к анархистам, то она характерна для этого периода времени. Большевистские вожди часто упрекали тогда в анархизме тех членов своей партии, которые выдвигали слишком далеко идущие требования.

Дело было ночью, часа в два. Берсон, Алибегов, Кнорин, Пикель, я и еще несколько человек задержались после окончания заседания на улице. Были также с нами меньшевики Бассист и Штерн, и один из них полушутливо спросил, какие посты будут занимать Кнорин и другие в случае, если большевики действительно свергнут Временное Правительство и возьмут власть в свои руки.

Кнорин, который всегда все принимал всерьез, стал доказывать, что ни о каком большевистском перевороте не может быть и речи, что все это контрреволюционные сплетни, и т.п. Но Берсон и другие стали шутливо распределять министерские портфели в будущем большевистском правительстве Западной области. Самый большой смех вызвало "назначение" Алибегова: Штерн предложил ему создать... министерство публичных домов и стать во главе такого министерства. Это был намек на эпизод, разыгравшийся незадолго до этого. Когда минский Совет вел борьбу с бандитами и "скакунами", то Алибегову было поручено взять с собой нескольких солдат и обойти все публичные дома города, так как ходили слухи, что там собираются бандиты (публичные дома были тогда легальны). Алибегов поручение выполнил и представил на следующий день рапорт такого содержания: "Сего числа я, во главе отряда революционных солдат, обошел публичные дома города Минска. В этих домах все идет нормально и по закону".

Никто из нас не предполагал, что через месяц Берсон станет Народным Комиссаром по делам национальностей, а Пикель - правда временным Народным Комиссаром, т.е. министром просвещения. Они получили эти посты в правительстве Западной области, созданном после переворота.

2) Кастрычнiк на Беларусi: зб. артыкулау i дак. Вып. Е Мн., 1927. С. 327 - 328.

3) Кастрычнiк на Беларусi: зб. артыкулау i дак. Вып. I. Мн., 1927. С. 330 - 331

4) Приведенная автором сноска неверна.

5) Кнорин В. 1917 год в Белоруссии и на Западном фронте. Мн., 1925. С. 29.

6) Кастрычнiк на Беларусi: зб. артыкулау i дак. Вып. I Мн., 1927. С. 341 - 343.

7) Троцкий Л. История русской революции. Т.II. Октябрьская революция. Нью- Иорк. 197б. С. 284.

8) Sukhanov N.N. The Russian Revolution, 1917, а personal record. Edited, abridged, and translated by Joel Carmichael from Zapiske о revolutsii. London, New York, Oxford University Press, 1955. P. 525.

9) Кнорин В. 1917 год в Белоруссии и на Западном фронте. Мн., 1925. С. 33.

10) Кастрычнiк на Беларусi зб. артыкулау i дак. Вып. Е Мн., 1927. С. 352 - 354.

11) Sukhanov N.N. The Russian Revolution, 1917, а personal record / Ed., abridged and translated by Joel Carmichael from Zapiske о revolutsii. London; New York: Oxford University Press, 1955. P. 551.

12) Кастрычнiк на Беларусi: зб. артыкулау i дак. Вып. Е Мн., 1927. С. 351

13) Сноска неточна. В книге этого документа нет.